Повисла долгая пауза. Джон тупо смотрел на слова на экране. В голове у него была только одна мысль — как, ради всего святого, они это делают? Четвинд-Каннингем нарушил молчание первым:
— Если они делают это без подготовки, Джон… тогда, я думаю, у вас выдающиеся дети. Они обладают умением, которое я назвал бы уникальным. Я никогда не слышал о таком раньше. Никогда.
Он многозначительно посмотрел на Джона. От такого взгляда любой отец преисполнился бы гордости.
Но Джону почему-то стало страшно.
— Мне кажется, мы должны еще раз показать их психологу, доктору Тэлботу. Ты согласен, Джон?
Джон сидел за кухонным столом, обхватив ладонями бокал с мартини. Он никак не мог успокоиться после разговора с лингвистом Регги Четвинд-Каннингемом и сильно волновался из-за письма, которое получил от Калле Альмторпа.
Три супружеские пары, побывавшие в клинике Детторе, были убиты.
Господи.
У трех пар, посетивших Детторе, родились близнецы. Убийства произошли в Америке. Единственное облегчение — расстояние.
Пока.
— У этого твоего коллеги-лингвиста есть хоть какое-то объяснение? Как они это делают? Говорят на идеальном английском наоборот, да еще с каждой четвертой пропущенной буквой?
Джон покачал головой:
— Нет.
— Мы ждем, когда же они наконец заговорят, когда произнесут свои первые слова вроде мама и папа, они все молчат, и вдруг выясняется, что они прекрасно умеют разговаривать, да еще используя шифр? Тебя это не пугает? Меня пугает. И очень.
Джон задумчиво посмотрел прямо перед собой:
— Меня тоже. Это так странно…
— Как ты думаешь, может, это Детторе что-то сделал? Повлиял на какой-нибудь важный ген и теперь их мозг как-то не так работает?
— Я думаю, пока еще рано делать выводы. Наверное, если они будут продолжать так говорить, нам следует показать их неврологу.
— Может быть, нужно сделать это уже сейчас?
Джон встал, подошел к радионяне, укрепленной на стене, и прислушался.
— Они не спят?
— Нет. Я ждала, когда ты вернешься, чтобы мы могли искупать их вместе.
Наоми села за стол. Джон проводил ее взглядом. Она была бледна и расстроена, и он чувствовал себя ужасно.
— После всего, что нам пришлось пережить. — Она закрыла лицо руками. — Господи, почему жизнь так несправедлива?
— У нас двое чудесных малышей, милая.
— Двое чудесных фриков.
Джон подошел к ней, положил руки на плечи и поцеловал в щеку.
— Никогда так не говори. И даже не думай. Люк и Фиби — это то, что мы хотели. Они умные. Они гораздо умнее, чем другие дети в их возрасте. Нам просто нужно к этому привыкнуть.
— Почему они говорят на зашифрованном языке? Люди делают так, когда у них есть тайны. Зачем им это? У них так устроен мозг или они гораздо умнее, чем мы можем понять?
— Я не знаю, — беспомощно признался Джон.
Наоми взглянула на него:
— Мы совершили ошибку, да?
— Нет.
— Я просто хочу, чтобы у нас была… ну, понимаешь… нормальная жизнь. Нормальные дети.
— Нормальные дети — как Галлей?
Оба замолчали. Джон снова посмотрел на радионяню и поднял свой бокал.
— Я не это имела в виду, — сказала Наоми. — И ты это знаешь.
Он стал рассматривать нанизанные на шпажку оливки. Как будто это были руны, и он старался разгадать их значение.
— Они иногда так смотрят на меня, — опять заговорила Наоми. — Будто… будто я — пустое место. Ничто. Такая машина, которая нужна для того, чтобы кормить и обслуживать их.
Они поднялись наверх. Поравнявшись с дверью детской, Наоми сказала:
— Мне кажется, нам пора подумать о том, чтобы поместить их в разные комнаты. Доктор Тэлбот об этом говорил. Это поможет им развиваться как отдельные личности.
— Он сказал, это нужно сделать, когда они немного подрастут.
— Я знаю, но все же мне кажется, пора начать разделять их сейчас.
Джон приложил палец к губам. Они замолчали. Было слышно, как Люк и Фиби оживленно разговаривают друг с другом. Судя по всему, беседа велась на том же самом зашифрованном языке.
Он открыл дверь, и голоса немедленно стихли.
— Привет, Люк, привет, Фиби, — поздоровался Джон.
Дети сидели на полу и играли с деревянными кубиками. Люк был в полосатой толстовке, мешковатых джинсах и кроссовках. Растрепанные волосы спадали на лоб. На Фиби был сиреневый спортивный костюм; ее прическа была в полном порядке. Оба, как всегда, молча смотрели на своих родителей. Две пары ясных голубых глаз, воплощение невинности и наивности. Джон бросил быстрый взгляд на Наоми. Пораженная не меньше его, она уставилась на пол. На ковре красовался сложенный из кубиков абсолютно правильный, безупречный фрактал Мандельброта. Фигура напоминала круги на полях.
— Ибитеврп клтеирп, — произнес Джон.
Люк и Фиби никак не отреагировали.
— Красивая фигура, — сказала Наоми.
Джон быстро вышел из детской, метнулся в спальню и вернулся, держа в руках фотоаппарат.
— Купаться! — весело воскликнула Наоми.
Джон сфотографировал детей рядом с их произведением.
— Очень красиво, Люк. Красиво, Фиби. Вы сложили это вдвоем?
Люк и Фиби еще немного посмотрели на него, а потом, как по команде, расхохотались. Оба. Редчайший случай — они не улыбались никогда и никому. А сейчас смеялись вместе со своими родителями.
— Очень, очень красиво, — повторила Наоми. — Какие же вы оба умницы! — Она взглянула на Джона, надеясь, что у него есть какое-нибудь объяснение, но Джон молчал. — Мама пойдет и наполнит ванну.