Анестезиолог воткнул иглу в катетер, и Наоми тут же затихла. Через несколько секунд, как показалось Джону, она вообще перестала дышать. Глаза ее остекленели.
Анестезиолог мгновенно взял из рук ассистента дыхательную трубку и попытался вставить ее в горло Наоми, однако ему это не удалось.
— Не получается, — выдохнул он. Его лоб тоже взмок. Он вытащил трубку, потом снова принялся засовывать ее в горло, потом опять вытащил. Как рыбак, который пытается вытащить крючок из глотки пойманной щуки.
Джон потерял сознание.
В голову будто воткнули здоровенный тесак. Джон почувствовал, что лежит на спине и что-то холодное давит ему на правый глаз. Он приоткрыл левый глаз. Все расплывалось, свет причинял неимоверную боль, и он снова закрыл его.
— Как вы себя чувствуете? — спросил бодрый женский голос.
Джон опять открыл глаз и постарался сфокусироваться. Лицо. Молодая женщина, показавшаяся ему смутно знакомой. Светлые волосы, симпатичная. Младшая акушерка, вдруг вспомнил он. Лиза. Ее зовут Лиза.
И тут же вспомнил все остальное.
В панике он сделал попытку встать.
— Господи, что случилось?
— Пожалуйста, успокойтесь и прилягте. Пусть отек немного спадет.
Он уставился на нее. В руках у Лизы была хирургическая перчатка, наполненная льдом.
— Моя жена — что с ней? Как она?
— Она в полном порядке, — радостно подтвердила акушерка. — И оба ваших малыша тоже живы и здоровы и чувствуют себя прекрасно.
— Правда? А где они? Где… Наоми?
От облегчения и возбуждения у него закружилась голова. Перед глазами снова все поплыло, и в затылке резко запульсировала боль, как будто кто-то повернул тесак. Джона затошнило. Ему отчаянно захотелось встать, он даже сделал усилие, чтобы приподняться, но ему стало так плохо, что пришлось лечь и закрыть глаза. Лиза опять приложила к его глазу перчатку со льдом. Она показалась Джону целебным бальзамом.
— Ваша жена сейчас в послеоперационной палате. Ей ведь давали полный наркоз, и теперь нужно несколько часов, прежде чем она придет в себя. Ваши малыши спят, они в специальном инкубаторе.
— Это мальчик? Второй ребенок?
— Чудесный мальчик.
Джон попытался встать еще раз, но ледяной компресс на глазу помешал ему.
— А моя жена — с ней правда все нормально?
Лиза энергично закивала.
Волна облегчения затопила Джона. Он услышал, как открылась дверь, и через секунду раздался голос Холбейна.
— Ну-ну, доктор Клаэссон. Похоже, у вас будет прелестный фингал, — жизнерадостно заметил он.
Джон сумел разглядеть, что врач успел снять маску и шапочку и что пижама его расстегнута.
— Четыре шва на голове и синяк. Что ж, по крайней мере, теперь вы сможете говорить всем, что, когда ваша жена рожала, вы действительно страдали вместе с ней. Разделили ее боль, так сказать.
Джон выдавил слабую улыбку:
— Я правда… я…
— Да нет, старина, все в порядке. Мне очень жаль, что вам пришлось попереживать, но ваша жена чувствует себя хорошо, и детки тоже. Как вы?
— Ну… не очень-то.
— Повторюсь — мне жаль, что вам пришлось через это пройти, но иного выхода не было, и ваша жена поддержала наше решение. Второй ребенок начинал испытывать серьезную нехватку кислорода, и нужно было извлечь его как можно скорее, чтобы он не задохнулся. Иначе мы бы его точно потеряли.
— Я могу их увидеть?
— Вы рассекли голову — ударились о край стола, когда падали. Необходимо сделать рентген — просто чтобы убедиться, что в черепушке все нормально. К тому времени, как врачи закончат с вами, Наоми уже как раз оправится и будет готова к свиданию. И вы сможете навестить детей.
— Вы сказали, они в инкубаторе? — Джону показалось, что его собственный голос звучит странно, язык заплетался, как будто он выпил лишнего.
Акушер кивнул.
— По…почему? — Он снова занервничал.
— Это совершенно обычная практика в случае с недоношенными детьми. Ваша девочка весит два килограмма шестьсот пятьдесят граммов, а мальчик — два четыреста тридцать. То есть оба около пяти с половиной фунтов, в старой системе мер. Это очень хорошие показатели для близнецов на тридцать шестой неделе. Похоже, они совершенно здоровы. Я бы даже сказал, на удивление крепкие ребятишки. И они дышат самостоятельно. Нам повезло, токсикоз нисколько на них не повлиял.
Он понимающе улыбнулся, и Джон вдруг подумал, а не читал ли Холбейн статью, перепечатанную какой-нибудь английской газетой. Возможно, он запомнил их лица или имена.
Акушер встал:
— Извините, мне снова пора в операционную. Я загляну вечером, проверю, как Наоми.
Джон услышал, как дверь снова закрылась.
— Вы не первый, кто потерял сознание во время родов, — заметила Лиза.
— Просто это было так… безжалостно. Я не знал…
— Ну, главное — что с вашей женой все в порядке и с детками тоже. Правда ведь? — улыбнулась она.
Джон ответил не сразу. Ему вдруг пришло в голову, что до этого момента он до конца не верил в реальность происходящего. Конечно, Наоми страдала несколько месяцев, но дети были у нее в животе, внутри, и Джон представлял себе, что однажды утром они проснутся — а живота как не бывало. Неверный диагноз. Ложная беременность. И ничего больше.
Теперь же в его гудящей от боли голове наконец-то начинала складываться настоящая картинка. Все правда. Ничего нельзя отменить или вернуть назад. Они привели в этот мир два человеческих существа, гены которых Детторе мог изменить так, как ему хотелось. И здесь они абсолютно бессильны. Остается только молиться, чтобы с детьми все было хорошо.