— Что ты видишь? — спросила Наоми.
Акушер вдруг поднял голову.
— Хотите увидеть, как ребенок появляется на свет? — бодро поинтересовался он.
Джон неуверенно посмотрел на Наоми:
— Как ты думаешь, милая?
— А ты? Ты сам хочешь?
— Я… я хочу, да.
— Я тоже хочу.
Анестезиолог быстро отцепил пеленку-ширму, чтобы им было видно происходящее.
— Можете поддержать голову жены, чтобы ей было лучше видно, — посоветовал он.
Джон осторожно приподнял голову Наоми. Теперь они видели зеленую ткань и руки в резиновых перчатках, которые делали что-то внизу живота Наоми.
Всего через несколько секунд, как им показалось, Фиби Анна Клаэссон, крохотная, вся в желтой смазке и крови, с пуповиной, тянущейся от ее живота, появилась на свет из материнской утробы. Она кричала, глаза ее были широко открыты. Руки в резиновых перчатках подняли ее вверх. В операционной было сравнительно холодно и странно тихо.
Джон, абсолютно завороженный, не мог отвести от нее взгляд. Прямо на его глазах девочка из голубовато-розовой превращалась в ярко-розовую.
Этот крик. Этот сладостный звук новой жизни, плач их ребенка, их творения! Он чувствовал радость и страх одновременно. В голове промелькнули воспоминания о рождении Галлея. О гордости и надеждах, которые он ощущал тогда. Пожалуйста, пусть у тебя все будет хорошо, Фиби. Все будет хорошо, я знаю. О господи, обязательно!
Акушер приподнял Фиби еще выше, другой врач зафиксировал пуповину двумя зажимами, а третий ловко перерезал ее.
Доктор Холбейн аккуратно завернул Фиби в стерильную зеленую пеленку, которую держала его помощница, и поднес поближе к Наоми.
— Ваша дочь — настоящая красавица!
Фиби громко заплакала.
— Слышите? — сказал Холбейн. — Это крик здорового ребенка.
Глаза Джона были мокрыми от слез.
— Молодец, моя милая, — прошептал он.
Но Наоми смотрела на свою дочь с таким восторгом и изумлением, что, кажется, даже не услышала его.
Акушер передал Фиби помощнице, та в свою очередь передала девочку врачу, который стоял возле комплекса реанимации новорожденных — небольшого столика на колесиках, оборудованного мощной лампой.
— Теперь следующий, — сказал акушер и снова повернулся к Наоми. — Второй плод расположен выше и дальше. Это будет не так просто. Тазовое предлежание, и головка согнута.
Джон снова встревожился. Он по-прежнему поддерживал голову Наоми. Акушер проделывал какие-то манипуляции над ее животом. На лбу его выступил пот, лицо было серьезным и сосредоточенным. Слишком серьезным. Что-то не так, понял Джон.
Атмосфера в операционной внезапно изменилась. Все напряженно следили за действиями Холбейна. Он что-то тихо сказал медсестре, но Джон не смог расслышать.
Капелька пота со лба скатилась на очки врача.
— У нас небольшая проблема, мистер Клаэссон, — вдруг произнес анестезиолог. — Я думаю, сейчас вам лучше покинуть операционную.
— Да, это будет разумно, — кивнул Холбейн.
— Что происходит? — Джон со страхом взглянул на Наоми. Она побледнела еще больше, если только это было вообще возможно.
— Положение действительно непростое, и частота сердцебиения плода снизилась. Будет лучше, если вы посидите в комнате ожидания.
— Я бы предпочел остаться, — сказал Джон.
Анестезиолог и акушер переглянулись. Джон бросил на Холбейна испуганный взгляд. Ребенок умирает?
Анестезиолог вновь прикрепил экран, так чтобы Джон и Наоми не видели происходящего. Джон поцеловал жену:
— Не волнуйся, дорогая. Все будет хорошо.
Она сжала его руку. Джон встал.
— Мне очень жаль, Наоми, — сказал Холбейн. — Я старался сделать так, чтобы разрез не выходил за так называемую линию бикини, но сейчас я вынужден произвести вертикальное сечение.
Она слабо кивнула.
— Эпидуральная анестезия не распространяется так высоко, — вмешался анестезиолог.
— Шестьдесят! — встревоженно заметил ассистент.
Атмосфера в операционной сгустилась еще больше. В воздухе запахло паникой.
— Я не могу ждать, — отрезал Холбейн.
— Нужно же дать ей наркоз! — почти выкрикнул анестезиолог. — Дайте мне хоть минуту!
Джон в ужасе переводил взгляд с одного на другого.
— Да черт возьми, ребенок уже задыхается!
Анестезиолог воткнул иглу в пузырек.
— Если мы хотим спасти ребенка, нужно начинать! — закричал Холбейн в полном отчаянии.
— Господи помилуй, но я должен обезболить и интубировать ее!
— Сколько это займет? — Со лба Холбейна градом катился пот. Он скомкал зеленую пеленку и отбросил ее в сторону, целиком обнажив живот Наоми.
— Пару минут.
— У нас нет ни минуты. — Он посмотрел на Наоми: — Если вы хотите спасти ребенка, боюсь, вам придется немного потерпеть. Будет больно. Справитесь?
— Пожалуйста, не причиняйте ей боли, — взмолился Джон. — Пожалуйста… это… гораздо важнее.
— Я справлюсь, — сказала Наоми. — Делайте все, что нужно, но спасите его. Я справлюсь.
— Я не хочу, чтобы она страдала, — повторил Джон.
— Я настаиваю на том, что вам лучше подождать снаружи, — твердо сказал акушер.
Анестезиолог выпустил из шприца тонкую струйку жидкости и вонзил иглу в руку Наоми.
Джон, остолбенев от ужаса, не мог отвести взгляд от рук Холбейна. Тот приставил скальпель к животу Наоми и быстрым точным движением сделал тонкий надрез снизу вверх, от линии роста волос на лобке до пупка. За скальпелем потянулась ярко-алая полоска крови.
Наоми закричала от боли и вонзила ногти в его ладонь. Потом закричала снова. И снова. Джон стоял рядом с ней, ошеломленный, потрясенный, абсолютно беспомощный. Внутри все будто заледенело, голова закружилась. Он сделал глубокий вдох.