Убийственное совершенство - Страница 95

— Но можно же их как-то научить? — спросила Наоми. — Мы должны уметь воздействовать на них как родители. Вы должны подсказать нам как.

— Думаю, нам в самом деле нужно поговорить с другими родителями, милая, — сказал Джон. — Давай примем предложение доктора Микаэлидис. Нужно собрать как можно больше мнений.

— У вас удачные, счастливые дети, доктор Микаэлидис, — с горечью произнесла Наоми. — Вы не можете понять, каково это — чувствовать себя ненужной. Использованной — да, именно такие у меня ощущения. Как будто я всего-навсего такое средство транспортировки. Контейнер, который был им нужен для того, чтобы появиться на свет. Я хочу получить детей, которых родила, обратно, доктор. Не как фриков, а как… детей. И я хочу, чтобы вы мне помогли.

Психолог сочувственно улыбнулась:

— Я вас понимаю. Этого хотела бы любая мать. Но не знаю, получится ли у меня помочь. В любом случае, чтобы изменить отношения с Люком и Фиби, вам нужно измениться самим. Сменить систему координат.

— Как это?

— В первую очередь перестать думать о них как о детях, а начать воспринимать как людей. На их день рождения вы пригласили клоуна, так? — Шейла многозначительно посмотрела на Джона и Наоми.

— Вы считаете, это была ошибка? — спросил Джон.

— Вам нужно полностью перестроиться. Если вы хотите наладить контакт с Люком и Фиби, обращайтесь с ними как с подростками. По уму они как раз соответствуют этому возрасту.

— Но как же детство? — спросила Наоми. — И какой подросток захочет с ними дружить? Это просто… Хорошо. — Она в отчаянии покачала головой. — Я знаю, есть примеры, когда дети-вундеркинды поступают в университет в двенадцать лет и все такое. Но почитайте о них несколько лет спустя — обычно годам к тридцати они перегорают. То, что вы советуете, — значит порвать все книжки по воспитанию.

— Миссис Клаэссон, — мягко, но внушительно сказала психолог, — для вас никаких книжек по воспитанию не существует. Считайте, что вы и ваш муж выбросили их в окно в тот самый день, когда обратились в клинику Детторе.

90

Январь, грустно подумала Наоми, глядя на мокрые деревья и раскисшие поля. Унылые недели после Рождества, когда все украшения уже убраны, никаких развлечений не предвидится, а впереди еще целый февраль и большая часть марта. Только после этого погода начнет хоть как-то радовать.

Два часа дня, а свет, кажется, уже начинает идти на убыль. Через пару часов будет почти темно. На повороте «сааб» въехал в глубокую лужу, и вода окатила лобовое стекло. «Дворники» принялись монотонно разгонять ее. Наоми проводила взглядом голые кусты у обочины. Зеленый пакет застрял в ветках и трепетал на ветру. Одинокая курочка фазана неутомимо вышагивала по краю поля, словно заводная игрушка на батарейках.

Мелькнул загон для телят; шины захрустели по гравию. Джон остановил машину напротив крыльца, рядом с грязным белым «субару» Наоми и аккуратным «ниссаном-микра» ее матери. Наоми обернулась к Джону и поразилась, до чего опустошенным и усталым он выглядит.

— Милый, да, я возражала против того, чтобы нанять Люку и Фиби няню, и на прошлой неделе, когда Шейла предложила отправить детей в специнтернат, я тоже возражала, но теперь, после сегодняшнего разговора, я… изменила мнение. Думаю, что она, возможно, права. Им нужна помощь специалистов… Или как бы это назвать — особое воспитание… обучение. Не важно.

— И ты не думаешь, что это означает признать свое поражение?

— Вот если мы будем позволять себе раскисать и опускать руки — это и будет означать, что мы признали свое поражение. Нужно перестать чувствовать себя так, будто мы потерпели неудачу. Мы найдем способ направить их жизнь в другое русло. Так чтобы было хорошо и нам, и им самим.

Джон помолчал. Потом нежно погладил ее по щеке.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Я правда очень тебя люблю. Прости меня за то, что втянул тебя во все это.

— Я тоже тебя люблю. — На глаза Наоми набежали слезы. — Твоя сила и поддержка помогли мне пережить смерть Галлея. А теперь у нас двое здоровых детей. Мы… — Она всхлипнула и высморкалась. — Мы должны поблагодарить судьбу, тебе не кажется?

— Конечно, — кивнул Джон. — Конечно, должны.

Они вылезли из машины и, втягивая голову в плечи, быстро добежали до крыльца и нырнули внутрь.

— Мы дома! — крикнула Наоми, стягивая пальто.

Из гостиной доносились голоса. Американский акцент. Джон тоже снял пальто, повесил его на крючок и вслед за Наоми прошел в комнату.

Мать Наоми, в теплом просторном свитере рельефной вязки, сидела на диване. В руках у нее было вышивание. По телевизору шел какой-то старый черно-белый фильм; звук, как обычно, был включен почти на полную громкость.

— Как все прошло? — спросила Анна.

— Все нормально, — ответила Наоми, убавив звук. — Где дети?

— Играют на компьютере наверху.

— Никто не звонил?

— Нет. Вообще никаких звонков. — Чуть нахмурившись, Анна поковыряла ткань иголкой. — Хотя кое-кто заходил. Примерно через полчаса после того, как вы уехали.

— И кто же? — поинтересовалась Наоми.

— Один очень приятный молодой человек. Думаю, американец.

— Американец? — повторила за ней Наоми. Она почувствовала смутное беспокойство.

— Ну да. Он ошибся адресом. Ему нужна была какая-то ферма, я не запомнила название. Никогда не слышала о ней раньше.

— Как он выглядел? — спросил Джон.

Мать Наоми немного подумала.

— Очень аккуратно одет, очень вежливый. В рубашке, галстуке и темном костюме. Только одна забавная деталь… знаешь, дорогая, твой отец еще всегда так делал. Он завязывал галстук, но второпях забывал застегнуть пару верхних пуговиц на рубашке. Вот этот молодой человек как раз забыл застегнуть две пуговицы. И я разглядела, что у него на груди висит… Господи, как же его… у меня с памятью творится что-то странное, все слова вылетают из головы. Ах да, какая я глупая! Распятие.